Быть советским коллекционером — непростое умение. Ему следовало постоянно пребывать в сообществе художников и коллекционеров, в противном случае он мог упустить необходимые сведения для формирования собственной коллекции.
Была все же возможность отыскать подходящие вещи в комиссионных магазинах, но они, вероятнее всего, требовали серьезной реставрации или были низкого качества. Тем не менее, после небольшого взноса хозяину комиссионного магазина вероятность увидеть подходящие предметы для своей коллекции возрастала сообразно тому, как увеличивался риск слыть “коррупционером”. Более того, ему не следовало продавать работы дороже той цены, за которую они были приобретены, дабы не “схлопотать” обвинение в спекуляции. Если же его приглашали представить часть своей коллекции на зарубежную выставку и ему удавалось получить разрешение на вывоз, следовало опасаться газетных заголовков. Стоило иностранным искусствоведам оценить коллекцию выше совокупной стоимости, за которую она приобреталась, у сотрудников ГПУ непременно возникали вопросы об источниках получения этих средств. Кроме того, высоким оставался риск нападений и краж, после которых предметы вновь пропадали в хранилищах старьевщиков и комиссионеров.
Однако, даже в это непростое время, существовала возможность избежать ряда неприятных последствий собственного увлечения. Например, можно было начать собирать то, что никому не нужно. В рамках данного эссе мы рассмотрим пример выдающегося коллекционера Георгия Костаки.
Сын греческого эмигранта, в 1930-е гг. он сменял работы шофера и сторожа при иностранных посольствах. По воспоминаниям самого Костаки, работа эта считалась достаточно престижной, и он удивлялся, что, не имея полного образования, он смог занять эту должность. За это десятилетие он сумел собрать значительную коллекцию “старых мастеров”. Для того, чтобы в военное время обеспечить семью продуктами, Костаки был вынужден продавать работы из своего собрания, незначительная часть которого в это непростое время была украдена. Вместе с тем, “старые мастера” перестали интересовать Георгия Дионисьевича: в послевоенное время он практически полностью распродает коллекцию, собранную в 1930-е годы, и начинает собирать авангард.
Здесь следует отметить, что о данном периоде советской живописи в 1940-50-е годы старались умалчивать. Музеи прятали работы авангардистов в запасниках, семьи не афишировали наличие у себя картин, художники, уличенные в “формализме” старались встроиться в существующий миропорядок “социалистического реализма”.
Поэтому, когда Костаки обратился за помощью с поиском информации к знаменитому на тот момент искусствоведу Н.Н. Харджиеву, тот ответил: “Авангард никому не нужен, с ним навсегда покончено. С 32-го года это искусство запрещено, в музеях его не экспонируют, интерес к нему пропал, оно похоронено”. Костаки внимательно выслушал его, но попросил назвать имена самых знаменитых художников, после чего начал свои поиски.
Одну из картин Л.С. Поповой он обнаружил у брата художницы, который использовал ее для того, чтобы закрыть окно сарая с обветриваемой стороны, и приобрел ее в обмен на фанеру идентичного размера; “Восстание” К.Н. Редько вдова художника вынула для Костаки из-под шкафа. В 1950-е гг. коллекционер сдружился с семьей В.В. Кандинского, приобретал работы у соседей и знакомых коллекционеров, познакомился с Р.Р. Фальком, А.М. Родченко. Шло время, он посетил доживающих свой век во Франции мастодонтов авангарда — М.Ф. Ларионова, Н.С. Гончарову и М.С. Шагала.